НАРОДНИК МЫШКИН
На главную
ИСПОЛЬЗОВАЛ ПРАВО УМЕРЕТЬ,
НО НЕ МУЧИТЬСЯ В ЗАСТЕНКЕ ?

Революционер-народник Ипполит Никитич Мышкин, детские годы которого прошли в Пскове, 26 января 1885 года был расстрелян в Шлиссельбургской тюрьме по приговору военного суда. За протест против строгостей тюремного режима, как однозначно утверждала советская историография.
Да, Мышкин не раз возмущался порядками в царских застенках. Судорожный и потому неметкий бросок медной тарелкой в ротмистра-смотрителя привёл народника в могилу. Но не был ли роковой поступок этого человека большой энергии и страсти замаскированным самоубийством?
Ведь заключенный написал в объяснении своего поступка начальству: «Я ранее, ещё в августе месяце, ПРОСИЛ СМЕРТНОЙ КАЗНИ, но просьба моя не была уважена»…

От училища кантонистов в Пскове до Москвы
В третьем издании БСЭ помечено, что И.Н.Мышкин родился 22 января 1848 года не где-нибудь, а в городе Пскове. Но будем осторожны: метрик и иных документов о месте рождения не найдено. Потому первое и второе издание той же энциклопедии обошлись лишь датой рождения. А в иных справочниках, например, в «Советской исторической энциклопедии», том 9, 1966, местом рождения названа Новгородская губерния.
Город Череповец (тогда Новгородской губернии) считал родиной будущего народника его первый биограф писатель В.Короленко. Ему вторил в 1922 году Р.Кантор. Первым, кто назвал родиной бунтаря Псков, притом без всяких пояснений, был С.Левин. Он обратился к жизни сына военного писаря и крепостной крестьянки в 1928 году в журнале «Каторга и ссылка», № 11.
Сейчас уже как будто нет споров, что Ипполит Никитич родился в городке Медведь Новгородской губернии. А в Пскове с 1855 по 1860 годы он учился в школе кантонистов. Это авторитетно засвидетельствовал уже на склоне лет М.Бельских. Он на протяжении 4,5 лет был у будущего революционера соучеником и даже сослуживцем, уже по Санкт-Петербургу. Так случилось, что Ипполит родился в год смерти своего отца. И мать Авдотья Терентьевна вышла замуж за военного фельдшера Е.Соколова, служившего в Пскове…
Училище кантонистов (в губернском Пскове в этом здании потом располагалось кадетское училище, а после 1917 года – Дом Советов) готовило тех же солдат, только грамотнее. Выжить в нём было непросто, ведь принцип таких школ был жесток: девятерых забить – десятого выучить.
В школе Мышкин проявил блестящие способности и в 1860-1864 годах смог продолжить образование в петербургском училище колонновожатых, где было отделение военных топографов. С 1864 года в чине унтер-офицера Ипполит Никитич уже служил по специальности. Сверх того он овладел модной тогда и высокооплачиваемой скорописью – стенографией.
Уроженка Псковского края, эсерка Е.Брешко-Брешковская, пишет о Мышкине той поры: «Он был ловок, умён, красив и обращал на себя внимание». Один из очевидцев отмечает: «Мышкин производил впечатление человека чрезвычайно энергичного и живого. Движения его были быстры, он говорил скоро, его небольшие черные глаза блестели. При первом же знакомстве с ним бросалась в глаза его необыкновенная прямота».
Однажды Мышкин отличился на конкурсе стенографистов в присутствии самого императора Александра Второго. И ему светило блестящее будущее, тем более что служба началась при Академии генштаба.
Но внезапно в возрасте 22 лет Мышкин выходит в отставку. Уезжает в Москву, где покупает типографию. Уже через год его типография печатает запрещённые народнические издания…
Как пришёл унтер-офицерский сын к инакомыслию? Узник русской Бастилии – Шлиссельбурга – М.Попов полагал, что к революционному мировоззрению Мышкин, «натура, выкованная молотом жизни», пришел чувством, а не рассудком.
«Две речи – две каторги»
Царские жандармы не дремали. И очень скоро «накрыли» типографию энергичного деятеля. Ареста ему удалось избежать, но на этом его удачи кончились. Потом фатально не везло и на воле, и в мытарствах по тюрьмам.
Вольной жизни оставался всего один год. Бежав за границу, Мышкин там не задержался. Он увлёкся романтической идеей освободить томившегося в Сибири демократа Николая Чернышевского. Романтик в одиночку и очень быстро подделал документы на «поручика Мещеринова». Переоделся жандармским офицером и весной 1875 года явился в сибирский городок Вилюйск. Там содержали громко осуждённого кумира передовой молодёжи.
Увы, рискованная попытка освобождения Чернышевского не удалась. По одной из версий, Мышкин надел аксельбант не на правое, как положено, а на левое плечо. Короленко, а в наши дни писатель А.Гладилин, не верили в эту версию: Мышкин немало вращался в военной среде.
Автору этих строк пришлось просмотреть более 20 источников, чтобы убедиться, что версия с аксельбантами родилась не на пустом месте. Журнал «Красный архив» в 1924 году напечатал в томе 5 текст второго донесения вилюйского исправника И.Житкова. В нём помечено, что до Вилюйска поручик Мещеринов (на момент донесения ещё не разоблачённый Мышкин) ехал «в форменном сюртуке в аксельбантах на ЛЕВОЙ стороне».
Но вовсе не эти золотистые шнуры стали причиной провала Мышкина. Власти предвидели попытки вызволить революционера-демократа из неволи (их оказалось целых восемь) и ужесточили контроль. Вилюйский исправник согласно полученной инструкции отправил «поручика Мещеринова» из Вилюйска в неближний Якутск за недостающим письмом-разрешением якутского губернатора.
В пути псевдопоручик не выдержал нервного напряжения. И стал стрелять в приданных ему для сопровождения двух казаков, одного ранил. Тем выдал себя и после облавы в тайге был арестован…
Любопытно, что после этого получившего широкую огласку случая Чернышевский вынужден был обратиться в зарубежную прессу. Он просил сочувствующих, чтобы не делали больше попыток его освободить.
Из Сибири пылкого, но непрактичного народника Мышкина отправляют в Петропавловскую крепость и судят в ноябре 1877 года. Но вовсе не за детективную историю в Вилюйске. Шёл процесс 193-х участников хождения в народ по делу «О революционной пропаганде в империи». И нашего героя судили за упомянутую типографию с крамольными изданиями. Скуповатый на слово Ипполит вдруг произносит здесь знаменитую речь. В ней называет обстановку насилия в царском суде более отвратительной, чем в ДОМЕ ТЕРПИМОСТИ. Эту длинную речь сотоварища С.Степняк-Кравчинский назовёт «чудом и откровением». Но она приносит прямолинейному оратору 10 лет каторги.
Вторую вошедшую в историю речь неукротимый арестант скажет через 4 года в Иркутске. Скажет в церкви, над гробом каторжника Л.Дмоховского. Громким, очень музыкальным голосом Ипполит Никитич заявил: «Из праха замученных палачами борцов вырастет дерево русской свободы».
Иркутский суд добавляет ему за это пророчество, сбывшееся в феврале 1917 года, ещё 15 лет. «Две речи – две каторги», - резюмирует в своих заметках остроумная Брешко-Брешковская, наблюдавшая за Мышкиным и на процессе 193-х, и в тюремных пересылках.
Симуляция или настоящее сумасшествие?
В некоторых воспоминаниях каторжан Мышкин фигурирует как «неуравновешенный», «истеричный», «лишённый самообладания» человек. Способный, по словам народника С.Ковалика, «по ничтожному поводу свершить самый рискованный для него шаг». Давление неволи для него становилось непереносимым…
Сокамерники замечали, что Мышкин успокаивается лишь после того, как начинает готовить побег. В Ново-белгородской тюрьме Харьковской губернии он делает подкоп. Замысел рухнул после того, как узник совести спустился под половицы не ночью, как обычно делал, а днём. Его застал там надзиратель. Мышкина посадили на несколько дней в карцер.
Что же ему оставалось делать? Сидеть и ждать «естественного» конца от истощения? Самоубийство наложением на себя рук Мышкин считал позорным выходом из нестерпимой несвободы.
И тогда он решает поставить предел своему унизительному существованию, дав пощёчину смотрителю во время церковной литургии. В каторжной тюрьме, обитатели которой подлежали суду по законам военного времени, добиться смертной казни можно было только «оскорблением действием должностного лица при исполнении служебных обязанностей».
Подкоп раскрыт, дерзкая оплеуха нанесена. Осталось ждать последнего суда. Следователи беседуют с Мышкиным, который вдруг раскрывает им свой совершенно фантастический «социальный проект, способный поднять благосостояние русского народа».
Решение следователей однозначное: «Объяснения, данные им, доказали ЕЩЁ РАЗ (подчёркнуто нами) полную утрату им, Мышкиным, рассудка». Харьковский генерал-губернатор поставил было вопрос о перемещении заключенного в лечебницу для нервнобольных в Казань. Но дело ограничилось переводом чудаковатого реформатора в Борисоглебскую тюрьму. В тюрьму … с более мягким режимом!
Было ли такое поведение арестанта сознательной симуляцией, достигшей цели? Или Мышкин и впрямь стал нервнобольным? Медицинской экспертизы по этому поводу ни разу не назначали. А у товарищей по заключению, внимательно следивших за психикой друг друга, «никогда не возникало ни малейшего сомнения в его психической НОРМАЛЬНОСТИ» (свидетельство М.Чернавского).
Между тем роковые неудачи продолжались…
Через семь лет страданий с помощью сокамерников Мышкин и рабочий Хрущов делают успешный побег с Карийской каторги в Иркутской губернии. Обоих тогда незаметно вынесли в мастерские в деревянных ящиках. Они на лодке по Амуру добрались до Владивостока. Здесь оставалось только перебраться на японскую рыбачью лодку. И отплыть к чужим берегам.
Но вместо этого Мышкин делает неверный шаг: он старается легализовать себя, чтобы отплыть за границу с удобствами, на пароходе. Посылает Хрущова для оформления паспортов в полицию, где на них уже имелись приметы как на беглецов.
За этот побег неугомонного Ипполита отправляют в Петропавловскую крепость. Её наиболее опасные узники в 1884 году переводятся в только что отстроенные каменные мешки-одиночки Шлиссельбурга. Хрущов приносит властям покаяние, получает пощаду в виде поселения.
А Мышкину срок заключения будет увеличен до сорока ( !) лет.
«В муках мы мать вспоминаем»
Но имелся ли у несчастного Ипполита Никитича светлый луч в жизни на свободе или в тюремной мгле? Он не мог быть всегда суровым аскетом и «кипящим котлом»? А по одному из наблюдений, его душа было чуткой, «сотканной из тонких и нежных нитей».
И в самом деле, жизнь на свободе хоть недолго, но улыбнулась народнику. Он со взаимностью полюбил архангельскую девушку Фрузю Супинскую, приехавшую в Москву с подругой учиться.
Супинская подрабатывала в мышкинской типографии. Но быстро втянулась в нелегальную деятельность. И плотные тучи надвинулись довольно скоро: Фрузя и её подруги были арестованы. Нежная, хрупкая девушка была сослана к Белому морю, где вскоре простудилась и умерла.
Так что единственной женщиной, которую трогательно и нежно всегда любил Мышкин, была его мать Авдотья Терентьевна.
«Разлука с горячо любимой матерью оставила в душе всегда кровоточащую,никогда не закрывающуюся рану» - писал М.Чернавский, сидевший с Мышкиным в одной камере. Он же вспоминал, как вздрагивали плечи сокамерника от придавленных рыданий после отъезда матери из Мценска. Там её допустили к сыну…
Приведём здесь слова знаменитого поэта Николая Некрасова: «Но в муках мы мать вспоминаем».
Кто же как не мать желала Мышкину лучшей доли? Вот слова из её письма к сыну: « Милый мой Поля… Я буду молить Бога день и ночь за тебя, просить, чтобы хоть немного облегчить тебе в твоих страданиях. Тяжело вспоминать мне твою жизнь».
Но народник продолжал избранный путь к смерти. Он совершает новое нападение на тюремщика: бросает в ротмистра медной тарелкой и осуждается на смертную казнь.
Жандармы чётко фиксировали в рапортах наверх поведение обречённых на казнь. Некоторые кричали: «Да здравствует народная воля!» Короленко считал, что последними словами Мышкина были слова: «МАМА, МАМА !»
В рапорте о казни 37-летнего страстотерпца революции сказано: «Мышкин приобщился, вёл себя спокойно». Спокойно, потому что, наконец, добился своего?
Можно, конечно, вполне верить Короленко о последних мыслях и словах осужденного . Вот предсмертное письмо Ипполита любимой матери: «Мамаша, Вы мне дороже всех людей на свете. Простите за великое горе, причинённое Вам… Смерть для меня теперь большое облегчение, ибо не могу я больше так страдать и мучиться, как это было до сих пор… Умру я с мыслью о Вас».
Закончим это повествование словами того же Короленко, четыре года жившего ссыльным в Якутске: «Мышкин был человек обречённый: у него не было самообладания и спокойствия, необходимого в борьбе. Поведение врагов представлялось ему в преувеличенно злодейском виде, и к себе он был беспощаден». Да и брат Мышкина Григорий бросил ему с укоризной: «Ты человек из Дантова ада: для тебя нет надежды».
Добавим, что в последние перед трагической гибелью месяцы Мышкин считал себя виновным перед товарищами за репрессии, которым они подвергались по причине его побега. И растравлял душевные раны в тиши тюремного одиночества постоянным самоистязанием.
Испытание «островом смерти» - Шлиссельбургом - борец за народное счастье И.Н. Мышкин смог вынести лишь полгода (Шлиссельбург пережили Н.Морозов – 20 лет, С.Иванов – 19 лет, В.Фигнер и Г.Лопатин – по 18 лет).
В год расстрела как бы по собственному желанию у метавшегося узника кончался его первоначальный срок. И не соверши он рискованных, безумных шагов, скоро вышел бы на свободу…

Сайт управляется системой uCoz